- Alexandra Appelberg
Скотт Атран. "Разговаривая с врагом"

Скотт Атран — американский и французский антрополог, директор по исследованиям в области антропологии в Национальном центре научных исследований в Париже, старший научный сотрудник Оксфордского университета в Англии, а также исследователь в Колледже уголовного правосудия Джона Джея в Нью-Йорке и приглашённый профессор по психологии и государственной политике в Мичиганском университете — как видно даже по его послужному списку, интересуется исследованиями на стыке дисциплин. Книга “Разговаривая с врагом” тому подтверждение. В ней рассказаны истории разных людей, с которыми Атрану удалось пообщаться — бывшие и настоящие террористы, преступники, члены семей смертников; люди, знавшие их с детства, и дети, чье будущее не предопределено и может развиваться по любому сценарию, если они ответят на вопрос автора: кто круче - Рональдо или Усама Бин Ладен. Эти истории автор пропускает через несколько фильтров: психологии, антропологии, криминалистики, биологии. В этом ему помогают эксперты — скажем, известный специалист по контр-терроризму Майк Сэйжман. По словам самого Атрана, его книга — это
“Попытка развенчать миф терроризма, уменьшить наши страхи и снизить опасность неадекватной реакции — и все это с помощью бесед с разными людьми на местах, с террористами, но также и с самыми обычными людьми, кто знает террористов, поддерживает их и может легко стать ими. А затем с помощью научных методов проникнуть в их мысли, чувства, поступки. В книге собраны результаты полевых исследований и рассказы о том, как и почему люди легко идут на смерть и убийства ради цели”.
Выводы, к которым приходит Атран, кому-то покажутся спорными, если не скандальными. По словам исследователя, террористы идут на свои преступления не потому, что с ними что-то не так; не из-за какой-то особой порочности, как правило — не из-за психических отклонений и не потому, что им промыли мозги религиозные лидеры. Атран считает, что в основе действий террористов — высокие моральные устремления, которые нашли выражение в ложной, преступной форме.
"Террористы — не нигилисты, явные или скрытые, часто это глубоко моральные люди с чудовищным сдвигом чувства справедливости".
Атран развивает свою мысль: террористы почти никогда не убивают и не умирают ради одной идеи — но почти всегда делают это ради друг друга, ради своей группы, будь то семья, друзья или родина. Вот почему бессмысленно искать причины терроризма в индивидуальных факторах: личностных качествах, уровне образования, религиозности и материального достатка. Ответ кроется в динамике малых групп. Как пишет Атран: “Что является лучшим индикатором того, что человек присоединится к джихаду? Что его друзья уже в него вступили”.
Самую большую опасность автор видит не в терроризме как таковом, а в нашей (обывателей и правительств) непропорциональной реакции. Даже 11 сентября, при всей своей масштабности и убийственности, не оказало серьезного влияния на национальную ткань Америки — за исключением импульсивной реакции страны и последующих боевых действий в Ираке и Афганистане.
"Сам по себе современный терроризм не может уничтожить нашу страну и наших союзников, или хотя бы серьезно нам повредить. Однако мы серьезно вредим сами себе, когда клюем на приманку террористов и реагируем непродуманно и бесконтрольно. Это лишь раззадоривает и усиливает наших врагов, отчуждает наших друзей и наводит ужас на граждан нашей собственной страны, заставляя их думать, что ради своего выживания они должны отказаться от основополагающих свобод. Именно с этой точки зрения терроризм действительно представляет реальную угрозу нашим самым священным ценностям личной свободы и права выбора, нашему чувству личной и коллективной безопасности и всякой надежде на мир в душе".
Впрочем, эта ситуация не нова. Историки носят начало современного терроризма к середине-концу XIX века, когда в России появилось анархистское движение, которое быстро распространилось по всему миру. От рук анархиста погиб американский президент Уильям Мак-Кинли, что вызвало скорбь нации — и глобальную анти-анархистскую операцию американского правительства под руководством нового президента Теодора Рузвельта. Эта операция включала в себя возможность интервенции в любую страну мира, если та нуждается в помощи США в борьбе с анархо-угрозой. Эта же война против анархии и террора послужила оправданием жесткого подавления филиппинских повстанцев, выступающих против колониальной политики США.
Несмотря на то, что США основывались в своей борьбе на том, что имеют дело с хорошо организованной международной сетью, оказалось, что анархистские группы не были централизованы, а в случае с убийством президента Мак-Кинли, никакого заговора не существовало вообще. В большинстве случаев атаки совершались небольшим группами сообщников, чаще всего друзей или родственников, без какого-либо контроля сверху. Примерно то же самое происходит сейчас в джихадизме.

Атран фокусируется на нескольких громких случаях террористических атак: теракты на о. Бали в Индонезии в 2002 году; взрывы в мадридских поездах, палестинские террористы-самоубийцы. В большинстве случаев террористы-подельники связаны между собой не только и не столько общим делом, сколько родственными и дружескими связями. Так, шестнадцать из двадцати шести организаторов и исполнителей балийских терактов либо посещали одну из трех радикальных медресе, связанных с экстремистской организацией "Джемаа Исламия" ("Аль-Мукмин", "Лукман аль-Хакием" и "Аль-Ислам"), либо имели к ним отношение. Многие были сослуживцами по Афганистану, где индонезийские добровольцы воевали против советской оккупации. Несколько участников терактов были братьями. Эти факты имеют большее значение, чем приверженность террористов к исламу — из троих приговоренных к смертной казни за взрывы в ночных клубах Бали, только один — по прозвищу Муклас — был религиозен. Он старался вести духовную, аскетичную жизнь, отвергая соблазны современного мира. Он был примерным семьянином, любил своих детей и жену, но искал какой-то высшей цели, которой он мог бы посвятить свою жизнь — этой целью стал Афганистан. Его младший брат Амрози не преуспел в изучении Корана, а больше увлекался мотоциклами и девочками, но попал под влияние Мукласа, которого считали высоко моральным человеком. Третий из приговоренных, Абдул Азиз, тоже не был склонен заучивать стихи Корана — ему куда больше нравились точные науки, которые позволили ему стать одним из лучших учеников его школы. Он хотел использовать свой талант во благо великой цели, как его кумиры — борец за гражданские права Малкольм Х, и другие сильные лидеры. Это стремление привело его в тренировочный лагерь, где готовили добровольцев для отправки в Афганистан; но к тому времени, как Абдул Азиз закончил свое обучение, советские войска вышли из Афганистана. Несмотря на это, совместные тренировки и социальное взаимодействие, скрепившее веру и дружбу «выпускников Афгана», подготовили крепкое основание для будущих террористических акций в Юго-Восточной Азии.

Полагаться на членов семьи в проведении операций стало мощным трендом среди джихадистов по всему миру. Мадридский замысел был разработан весьма хаотичной группой — мешаниной из друзей детства, приятелей юности, дворовых товарищей, тюремных сокамерников, любовников, родных и двоюродных братьев и сестер. Они не были профессиональными тренированными "коммандос". Они были до смешного некомпетентны — может быть, замечает Атран, лишь чуть менее, чем испанские правоохранительные органы и спецслужбы, которые не смогли предотвратить теракт, организованный весьма глупо.
Считается, что планирование и финансирование операции было осуществлено “аль-Каидой”. Однако по сути, теракт был вдохновлен одним из связанных с организацией веб-сайтов, где появился текст, призывающий к «двум-трем атакам... накануне предстоящих всеобщих выборов в Испании, намеченных на март 2004 года».
"Замысел, который свел вместе кучку радикально настроенных студентов и бездельников, торговцев нар котиками, дилеров, сбывавших краденое, и других мелких пре ступников, оказался невероятно успешным именно потому, что был совершенно невероятным. Здесь не было ни гениальной групповой структуры, ни иерархии, ни вербовки, ни промыв ки мозгов, ни сплоченной организации, ни «Аль-Каиды»".
При взрывах в Мадриде 11 марта 2004-го погибли почти двести человек, около двух тысяч были ранены. Через три дня Социалистическая партия Испании одержала сокрушительную победу в выборах над Народной партией Аснара; таким образом избиратели отреагировали на отношение правительства к террористическим актам в Мадриде, особенно на последовавшее утверждение руководства страны, что ответственность за теракты лежит на баскских сепаратистах, несмотря на неоднократные возражения последних и свидетельства того, что взрывы были совершены джихадистами.
Что сделало группировку мадридских заговорщиков такой успешной? Структурно она напоминала картель наркоторговцев или мафию и была основана на дружеских и родственных связях. Но в террористических сетях, пишет Атран, сокрыто нечто большее: приверженность моральным установкам позволяет добиться большего самопожертвования, чем это обычно возможно при типичных схемах вознаграждения, основанных на материальном стимулировании. Влившись в джихад, даже мелкие преступники выходят за рамки привычного стремления к выгоде. Перед ними открывается возможность стать частью чего-то великого, и они охотно отдают свою жизнь ради высшей цели. С этим не может соперничать ни одно преступное сообщество.
Конфликты, в которых затронуты “высшие цели” и “священные ценности”, не могут быть разрешены рациональными политическими или экономическими средствами. Стран описывает исследование, в ходе которого были опрошены почти 4 тысячи палестинцев и израильтян всего политического спектра, включая беженцев, сторонников ХАМАС и израильских поселенцев. Опрашиваемым предлагали отреагировать на три гипотетических компромисса для разрешения конфликта: изначальное предложение, предложение с материальной составляющей и предложение, дополненное символической уступкой. Например, палестинцам предлагали такой набор компромиссов: "Предположим, что Организация Объединенных Наций организовала мирный договор между Израилем и палестинцами при условии, что палестинцы должны отказаться от права на возвращение в свои дома в Израиле. И отныне будут существовать два государства: еврейское Государство Израиль и Палестинское государство на Западном берегу и в Газе". Второй компромисс шел с небольшим бонусом: "В свою очередь, США и Европейский союз ежегодно будут выделять Палестине по одному миллиарду долларов в течение ста лет". И затем символическая (трагедийная) уступка: "Со своей стороны, Израиль должен извиниться за страдания, причиненные мирным жителям вследствие перемещения и потери имущества в войне 1948 года". Чем больше был предлагаемый материальный стимул, тем большее неприятие высказывали палестинцы и тем радостней реагировали на идею терактов. Тот же результат показали и израильские поселенцы: в одном из сценариев им предлагалось отдать Западный берег палестинцам в обмен на американские субсидии Израилю в размере одного миллиарда долларов еже годно в течение ста лет. Те из них, кто решил жить на оккупированных территориях из экономических соображений, отреагировали на предложение увеличением готовности обменять землю на мир. Но среди поселенцев, убежденных, что оккупированные территории издревле даны им Богом, выражения гнева и отвращения, а так же готовность применять насилие заметно выросли. Однако те же люди были значительно более склонны принять сделку, если враги сделают символический жест, выказав уважение к священным ценностям другой стороны. Например, палестинские сторонники "жесткой" линии могли бы рассмотреть вопрос о признании права Израиля на существование, если израильтяне принесут извинения за страдания, причиненные палестинским гражданам в войне 1948 года.
Результаты исследования прямо противоречат теориям рационального выбора. Очевидно, что попытки решения конфликта с опорой на исключительно рациональную, экономическую сторону вопроса, обречены на провал. Политики склонны отодвигать ценностные вопросы в дальний угол, надеясь, что они сами как-нибудь разрешатся. Но именно поэтому палестино-израильский конфликт все еще существует.